Глава IV
ОБ ЭКРАНИЗАЦИИ ЛИТЕРАТУРНЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ
ОБ ЭКРАНИЗАЦИИ ЛИТЕРАТУРНЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ
Кроме того, в этом диафильме при его крайней упрощенности нарушены логические связи, вследствие чего многое становится непонятным, необоснованным. Юный зритель не знает, каким был носорог до того, как Парс сыграл с ним свою штуку. А ведь у Киплинга об этом подробно сказано: кожа носорога «в те дни застегивалась у него под шеей на три пуговицы и очень походила на непромокаемое пальто». В диафильме же сразу с неба падает:
14. Носорог тоже расстегнул свою кожу.
15. Носорог оставил свою кожу на берегу.
Грубые нарушения авторского стиля усугубляются кое где ошибками в зрительном ряде. В целом художник неплохо справился с самым трудным — он нашел выразительные образы огнепоклонника Парса и носорога, который «не умел держаться, плохо держится и теперь, и у него всегда будут дурные манеры». В некоторых же кадрах художник, связанный текстом диафильма, допустил ряд неточностей.
«Он (Парс) побежал в свою палатку»,— пишет сценарист, и художник вынужден рисовать палатку, хотя у Парса не было ничего, кроме шапки, ножа и печки с плитой».
Другой пример. В диафильме сказано: «Наелся носорог и ушел восвояси». У Киплинга же было: «...он (носорог) насадил его (хлеб) на свой рог, а потом съел».
Отталкиваясь, очевидно, от сказки Киплинга, художник изобразил носорога в тот момент, когда он держит пирог на своем роге. Что же получилось? Логическое соответствие между изображением и текстом в кадре исчезло. Чем же он наелся, когда пирог еще у него на роге? Парса он, что ли, съел?
Ребенок охотно принимает сказочную версию о том, что носорог снимал свою кожу, как пальто, что она застегивалась на три пуговицы, но нарушение нарочито реалистических подробностей он всегда замечает: «как же он наелся, когда еще не ел»?
Мы сравнительно подробно остановились на этом диафильме совсем не для того, чтобы показать, что он плох,— он не хуже, а может быть, и лучше многих других диафильмов того времени, но он характерен для тогдашнего уровня; характерен не только для сказок, но и для произведений других жанров. Бралась сказка Киплинга, но от Киплинга, от его творческой манеры, от языка не оставалось ровно ничего. Так же, как от Гоголя, Короленко, Станюковича или Островского. Оставалось грамматически правильное повествование, в котором тонула индивидуальность и оригинала и автора сценарной переработки.
Иногда уродовались при экранизации и поэтические произведения. А уж они-то, казалось бы, не терпят ни малейшего произвола со стороны сценариста.
Художнику JI. Владимирскому, сделавшему прекрасный зрительный ряд к «Руслану и Людмиле» А. С. Пушкина, было очень обидно, что диафильм по этой поэме вскоре после выхода в свет был забракован. И вот по какой причине. Составители текста в некоторых местах поломали строй поэмы.
И чудо — юная княжна, Вздохнув, открыла светлы очи. Казалось, будто бы она Дивилася столь долгой ночи.
Текст Пушкина.
И чудо — юная княжна, Вздохнув, открыла светлы очи... И вдруг узнала — это он... И князь в объятьях прекрасной.
Текст диафильма.
Отточие, поставленное для пояснения, что тут сделан пропуск, ничего не спасает.
Стих нельзя переложить своими словами. Строфу нельзя урезать. Казалось бы, что вопрос об экранизации поэзии элементарно ясен и сводится к возможности уложить стихи в кадры. Можно опустить одну или несколько глав поэмы, можно непритязательным языком рассказать содержание опущенной главы в титре, чтобы не нарушать общей связи, но ломать стих нельзя. Это варварство.
К тому же экранизаторам поэтических произведений следует помнить, что смена кадров в диафильме совсем не то же самое, что перелистывание страниц книги,— из за несовершенства фильмоскопа между кадрами ощущается более продолжительная задержка, чем при переворачивании книжной страницы. А это ведет к нарушению ритма стихотворной речи, вследствие чего к разбивке строфы в диафильме на два и больше кадра можно прибегать лишь с очень большой осмотрительностью.
Итак, на первых порах художественные произведения обесценивались. Единственное, что выручало, — это зрительный ряд — картинки. Они «вытягивали» диафильм, делали его в той или иной мере занимательным.
Между тем диафильмы могут играть свою роль в воспитании литературного вкуса, исподволь знакомить зрителя (и не только юного) с бесконечным разнообразием литературного языка, пробуждать чувство прекрасного. Эта роль облегчается наличием в диафильмах зрительного ряда. Язык изобразительного искусства часто помогает ярче воспринимать литературные образы *.
_____________________________________
* О роли живописи в формировании литературного вкуса, о помощи, которую она оказывает для понимания словесного пейзажа. портрета, хорошо пишет Э. Н. Горюхина в своей книге «Эстетическое воспитание школьников», Новосибирск, 1957